Не расстанусь с комсомолом…

Когда-то сегодняшний день отмечался в нашей стране широко и помпезно, ведь 29 октября было днем рождения комсомола – передового молодежного отряда единственной в нашей стране партии – коммунистической. Сегодня уже давно нет той страны, Советского Союза, нет ни КПСС, ни ВЛКСМ, и выросло поколение людей, которое знает обо всем этом разве что понаслышке.

Между тем большинство наших граждан, людей среднего и старшего поколения, прошли через комсомол и, как показывают опросы, сохранили о нем очень теплые воспоминания, хотя не все так уж радужно и однозначно тогда было.

Поговорить «за рюмкой чая» о комсомоле я пригласила Бориса Сергеевича Шишова, который в семидесятые годы был одним из руководителей Дзержинского горкома ВЛКСМ.

– Борис Сергеевич, часто ли вспоминаете годы своей активной комсомольской деятельности?

– Вспоминаю очень часто. Во-первых, это была молодость. А во-вторых, действительно есть что вспомнить: жизнь-то тогда в Дзержинске кипела, била ключом, и мы, комсомольские активисты, были не просто в гуще событий, а иногда эти события инициировали, объединяли вокруг себя молодежь и направляли её потенциал, энергию в нужное городу русло.

– Говорите, жизнь била ключом. Это в годы-то так называемого застоя?

– Вот именно, что так называемого. Я работал в комсомоле в шестидесятые и семидесятые годы, и никакого застоя мы тогда не ощущали. Напротив. Дзержинск был флагманом отечественной химии, он строился, развивался. Люди в большинстве своем действительно верили в светлое будущее. И особенно молодежь.

– А вы, комсомольские функционеры, еще больше вселяли им эту уверенность.

– И нисколько не кривили душой. Мы сами верили в это. И кстати, много делали для того, чтобы приблизить это светлое будущее. Вы вот говорите – функционеры. Но мы не были функционерами да и слова-то такого не знали. Мы работали, а не функционировали.

– Да, тогда руководящих комсомольских работников называли комсомольскими вожаками. Кстати, как вы лично пришли к этому и стали первым секретарем Дзержинского горкома комсомола?

– Ни в школе, ни в техникуме (а родился и учился я в Орехове-Зуеве) каким-либо общественным деятелем я не был. Впервые вплотную с этим столкнулся в студенческие годы, в Московском институте химического машиностроения. Сначала меня там выбрали старостой группы, а на третьем курсе назначили командиром общеинститутского студенческого строительного отряда.

Между тем сам себя в душе я всегда числил технократом. И когда после окончания института распределился в Дзержинск, на завод имени Свердлова, в цех контрольно-измерительных приборов, то если и помышлял делать карьеру, так по производственной линии. А вообще, я готовился и собирался поступать в аспирантуру.

Однако секретарь заводского комитета ВЛКСМ, им тогда был будущий директор завода Николай Вавилов, сразу сказал, что видит меня на комсомольской работе. В итоге непродолжительное время я побыл комсоргом цеха, а потом меня избрали освобожденным заместителем секретаря комитета комсомола с правами райкома (завод Свердлова по тем временам насчитывал более 1800 комсомольцев). Скоро Вавилов из комсомола ушел, а я занял его место секретаря комсомольской организации завода Свердлова.

А как оказался в секретарях Дзержинского горкома комсомола? В 1971 году там проходила обыкновенная ротация кадров: первый секретарь Кадыков уходил на хозяйственную работу, его место занимал второй секретарь Юрий Кислицин, а место второго секретаря оставалось вакантным. Я, как секретарь комсомольской организации крупнейшего предприятия города, был одним из кандидатов на эту должность, которую и занял.

Безусловно, большую роль в моем назначении сыграло то, что у нас на заводе по комсомольской линии действительно велась огромная работа, и особенно это было заметно в 1970 году, – в столетнюю годовщину со дня рождения Ленина. Каких только мероприятий на заводе мы тогда не проводили, каких только целей перед собой не ставили – и ведь выполняли! Сейчас это, может быть, кому-то кажется нелепым и смешным, но это было. И моя деятельность на посту секретаря комитета ВЛКСМ завода Свердлова не осталась не замеченной вышестоящими товарищами и из горкома партии, и из обкома комсомола. Так, в 1971 году я стал вторым секретарем горкома комсомола Дзержинска, а в 1974 сменил Кислицина на посту первого секретаря. Юрия уже давно нет в живых, он умер совсем молодым – в 36 лет. Я часто с большим уважением и теплотой вспоминаю этого человека, очень мне его не хватает.

– Борис Сергеевич, а что вам особенно запомнилось за годы работы в горкоме?

 – Вообще, мы тогда очень активно занимались работой с молодежью по месту жительства. В этом направлении было сделано очень много. Мы, горком комсомола, хотя и не без помощи горкома партии, привлекли к этой деятельности множество различных структур и организаций. Недаром на нашей базе проводился Всесоюзный семинар-учеба секретарей горкомов и райкомов ВЛКСМ по организации комплексной работы с подростками. Одних клубов по месту жительства в Дзержинске было создано более тридцати, подобраны им помещения, профессиональные кадры… К сожалению, сейчас от этого практически ничего не осталось…

Наш горком занимался и организацией Поста №1 у Вечного огня. Даже сами умудрились заработать на это деньги, что в Советском Союзе тогда не практиковалось. А мы нашли способ, и горком комсомола закупил для тех, кто нес вахту у Вечного огня, обмундирование, оружие, сняли помещение для Почетного караула и оплачивали работу его сотрудников.

Но это, как и многое другое, было нашей повседневной работой, а вам ведь надо что-нибудь глобальное…

– Яркое, значимое…

– Очень сильны воспоминания о лете 1972 года. Тогда весь Дзержинск оказался в кольце пожаров. Вокруг горело все, что могло гореть: лесные массивы, торфяники. Пожар подбирался к промышленным химическим предприятиям. Думаю, не надо объяснять, чем это всем нам грозило. Между тем к достойной встрече такой беды город оказался не готов: не хватало ни пожарной техники, ни оборудования, ни подготовленных кадров, плохо было и с доставкой воды. Ситуация складывалась чрезвычайная, и что-то надо было делать.

И тогда на бюро горкома комсомола мы приняли решение обратиться за помощью к дзержинцам-комсомольцам всех поколений. Я пошел на городское радио и в эфире сказал, что город в опасности, надо его спасать, и призвал всех, кто может, прийти с шанцевым инструментом на площадь Дзержинского, откуда планировалась отправка людей на места тушения пожара. Возможно, мое выступление было несколько пафосным, но искренним, и дзержинцы откликнулись на него. Мы отправили тогда на локализацию пожаров несколько автобусов добровольцев. И видели бы вы, с каким энтузиазмом, с какими светлыми лицами люди ехали в прямом смысле этого слова в пекло. И ведь отстояли город!

– А на БАМ молодые дзержинцы тоже ехали со светлыми лицами и добровольно или все-таки по негласному приказу комсомола и партии?

– У нас, в Дзержинске, не было массового движения по отправке молодежи на БАМ, хотя и в стороне от этой стройки мы не остались. В те годы в Дзержинском четвертом строительном тресте работала бригада каменщиков под началом Владимира Мучицына. Так вот они практически полным составом уехали тогда в Тынду – столицу БАМа. Да, перед отправкой туда мы в горкоме комсомола давали им соответствующие случаю наставления, наказы, но и только. Ехали же туда ребята и девушки по зову сердца и с большим желанием.

Романтические настроения в нашем обществе в те годы были очень сильны. Как пелось в известной песне тех лет, снились людям иногда голубые города, и они сами хотели эти города возводить и строить в них интересную, светлую, обеспеченную жизнь. Другое дело, насколько потом реалии соответствовали их мечтам…

Кстати, наш Мучицын стал на БАМе – ударной комсомольской стройке – комиссаром Всесоюзного комсомольского отряда и был награжден орденом Трудового Красного Знамени.

– Но в семидесятые годы, кажется, и на уровне Дзержинска была какая-то Всесоюзная ударная комсомольская стройка?

– Да. Мы, горком комсомола, добились присвоения этого статуса возведению шестого корпуса на «Химмаше». Это был и своего рода политический шаг, ведь каждая Всесоюзная стройка в те годы активно освещалась в центральных СМИ. К ней, следовательно, было приковано внимание широкой общественности, что в немалой степени служило и популяризации нашего города в целом.

Руководителем Дзержинской Всесоюзной стройки мы тогда назначили простого рабочего Виктора Кривова, который действительно являлся виртуозом своего дела, примером в работе и вообще стал своеобразным знаменем этой стройки. Он по специальности был сварщиком. Помню, однажды зимой надо было сваривать железные стыки строящегося корпуса на высоте шестиэтажного дома. Делом это было очень трудным, рискованным, и Виктор пошел туда сам. В процессе работы он поскользнулся и сорвался с огромной высоты. Мы думали: все, потеряли человека. Но то ли Бог его сберег, то ли ангел хранитель, но парень остался жив. Он только ударился сильно.

…А еще в семидесятые годы в Ильиногорске строился свинокомплекс. Так вот дзержинский комсомол очень активно помогал в этом строительстве. Причем ездили туда наши молодежные строительные бригады в основном в выходные.

– Думаете, кто-то был рад таким субботникам?

– Таким – да! Мы хоть смехом и называли эту стройку самым большим свинством области, но ехали туда с желанием и работали с удовольствием, ведь знали, что там действительно нуждаются в нашей помощи.

А вообще, субботники очень сплачивали людей, и в них было много хорошего. Жаль, что партия нивелировала их значение, превратив в то, что мы наблюдали в последние годы советской власти.

– Кстати, а как у вас, вожака Дзержинского комсомола, складывались отношения с руководителями горкома партии, они больше помогали или мешали работе?

– Спрашивали они с нас по полной программе, контролировали от и до. А иначе было и нельзя. Ведь горком комсомола являлся своего рода молодежным отделом горкома партии и был призван исполнять поставленные ей задачи, нравились они нам или не нравились.

– Неужели что-то не нравилось?

– Излишняя формалистика, бюрократизм удручали, конечно. С нас в обязательном порядке требовали различные отчеты, личные комплексные планы – умри, но чтоб было. Мы в свою очередь требовали это с нижестоящих… Мы все были подотчетны, но это и дисциплинировало, воспитывало, учило работать. Все наши победы и недоделки всегда становились известны вышестоящим товарищам из горкома партии. Но они нас не только журили при необходимости, но и опекали. Без помощи горкома партии нам пришлось бы очень тяжело, так как рычагов влияния, например, на руководителей предприятий у нас не было, а с предприятиями приходилось работать много и вплотную.

– Вы, будучи секретарем горкома комсомола, были вхожи в высокие кабинеты, куда не было доступа простым смертным. Наверно, и привилегии соответствующие имели?

– Привилегии были минимальными, да и они требовались по работе, для пользы дела. Квартиру я получил еще как молодой специалист на заводе Свердлова. А вот когда как работнику горкома комсомола мне потребовался телефон – нельзя без него было – то тут даже секретарь горкома партии Александр Васильевич Алексеев столкнулся с проблемой. В итоге, чтобы получить телефон, мне пришлось менять место жительства, где (и то только по «воздушке») мне перекинули телефонные провода.

Вот такие были льготы!

– А поездок за границу разве не было?

– Вот тут вы абсолютно правы. Секретарь горкома комсомола по своему статусу мог быть руководителем зарубежных поездок. Тогда это было очень значимо и ответственно, и всех кандидатов в руководители таких туристических групп просеивали сквозь сито и просматривали на благонадежность со всех сторон. Я, честно говоря, думал, что буду невыездным, так как в прошлом работал на оборонном предприятии, но, видимо, мой моральный облик и благонадежность ни у кого не вызывали сомнений.

По комсомольской линии я в 1972 году возил областную группу на чемпионат мира по хоккею в Прагу. Годом позже, в преддверии фестиваля молодежи и студентов в Берлине, возил туда группу комсомольских активистов из городских организаций и учреждений. В 1975 году ездил в Югославию. А в 1976 году – в Алжир. Советский Союз тогда как раз налаживал связи с этой страной, и вот мы нанесли туда дружественный визит. В группе у меня собралась тогда очень разношерстная публика: Герои Социалистического Труда, руководители ПТУ, артисты самодеятельного ансамбля народного танца.

– Во время этих поездок инцидентов не случалось, никто из наших земляков не пытался остаться за границей?

– За границей остаться не пытался никто, но в Югославии один неординарный случай произошел. Там вместе с нами в гостинице остановилась группа молодых англичан. Вроде бы все такие благопристойные, холеные… Но как-то вечером один из них то ли перепил, то ли нанюхался чего и начал бузить: разбил бутылку и горлышком от нее стал размахивать, угрожать. Угрожал, правда, не нам, но мы, комсомольцы, сознательные советские люди, разве могли пройти мимо этого безобразия?! Решили успокоить бузотера. Однако во время этой успокоительной акции он одному из наших парней руку все-таки порезал. Разумеется, об этом инциденте сразу стало известно, где надо. И как только мы вернулись на Родину, меня вызвали туда на ковер: что да как… Но я сказал, что мы просто выполнили своеобразную миротворческую миссию. Все обошлось: в соответствующих структурах ведь тоже были адекватные люди и нередко с чувством юмора.

– Борис Сергеевич, а с диссидентскими проявлениями в среде дзержинской молодежи вы сталкивались, боролись с ними?

– Объектами нашего пристального внимания тогда были нарушители общественного порядка, те, кто не считался с общепринятыми нормами поведения. Нередко это были зарвавшиеся и зажравшиеся сынки высокопоставленных пап. Вот с ними мы «воевали», призывали к дисциплине, невзирая на высокие должности их родителей.

А диссидентство? Шесть с половиной лет я проработал в горкоме комсомола и с такими проявлениями в среде нашей молодежи не сталкивался. Никакого инакомыслия мы вокруг не видели: вокруг царило понимание необходимости и незаменимости существующей политической системы. Не забывайте, Дзержинск ведь был закрытым городом, и поэтому, наверно, политические шатания сюда докатились значительно позже.

– А лично вы, человек, вхожий в высокие кабинеты власти, неужели не замечали двойной морали, не видели изнанку нашей действительности?

– Знаете, первый раз я над этим задумался в 1976 году после учебы первых секретарей горкомов и райкомов комсомола. Тогда у нас проходило общение с руководящими работниками обкома партии, вот один из них и заставил меня всерьез задуматься, но не над политической и идеологической, а над экономической системой управления нашим государством. Он, человек пожилой и многое повидавший на своем веку, тогда уже понимал, что наша экономика тупиковая и ни к чему хорошему не приведет. Кругом уравниловка, никакого стимулирования человека к высокопроизводительной работе.

– А как же Доски почета, передовики производства и их награждения? Неужели все было фикцией?

– Не все. Но нередко трудовые подвиги и герои-производственники создавались искусственно, причем как на уровне страны, так и на местах. Это было нужно в том числе и для того, чтоб хоть как-то поднять производительность труда и поддержать экономику. Вот и придумывались трудовые почины, положительные примеры, чтобы людям было на кого равняться, к чему стремиться. И это ведь в определенной степени работало. Насаждаемые сверху, рожденные в начальственных кабинетах и внедренные на производстве инициативы давали хоть какой-то положительный результат.

– Вы, понимая все это, не испытывали внутреннего дискомфорта, не пытались хоть как-то бороться с этим на местном уровне?

– С формалистикой в этом плане бороться было невозможно: она шла сверху. А внутренний дискомфорт? Поскольку никаких других приемов мы не знали, то воспринимали это нормально. Сделать человека передовиком производства, наградить, объявить его движение «стахановским» и массовым. Мы хоть и понимали, что это лукавая вещь, но считали, что она необходима. Другого-то ничего не было.

– А комсомольская дружба – это тоже были всего лишь красивые слова и фикция?

– Когда я был первым секретарем горкома, вторым был Анатолий Шевляков, а третьим – Любовь Шведова. «Три «Ш», – нас тогда называли. Так вот мы до сих пор постоянно созваниваемся, знаем, чем живет каждый из нас, а 29 октября – в день рождения комсомола – по возможности встречаемся. Да, формально комсомола сегодня нет, но в сердце каждого из нас он жив.

– Как сложилась лично ваша жизнь после ухода из комсомола?

– Я закончил свою работу в комсомоле в 1977 году. Мне тогда исполнилось 34 года. И хотя никто меня из горкома не гнал, я понимал, что пора и честь знать, нужно давать дорогу более молодым.

Когда в горкоме партии поинтересовались, где бы я хотел найти применение своим силам, я ответил, что хочу вернуться на производство, – пока не забыл то, чему учили в институте. Мне предложили возглавить на «Пластике» строящийся цех поликарбонатной пленки. Я доводил этот цех до пуска, получал первые опытные партии продукции.

А потом жизнь повернулась так, что пришлось заниматься бизнесом, работать в кооперативе. Последнее место работы – компания «Тосол-Синтез», где я руководил отделом кадров и откуда ушел на пенсию.

– Но по-прежнему занимаетесь общественной работой. Вон даже в депутаты баллотировались.

– Да, старость меня дома не застанет. Энергии и желания приносить пользу городу, людям у меня еще много. И тут, кстати, тоже сказываются комсомольская школа и закалка. 

Алла ЕГОРОВА.