В ЭТОТ ДЕНЬ ПОБЕДЫ
«Репортер» публикует мини-интервью ветеранов Великой Отечественной войны.
Четыре года назад наш обозреватель Елена Серова взяла мини-интервью у ветеранов Великой Отечественной войны. Но тогда материал вышел скромным тиражом. И было очень жалко, что лишь малая часть дзержинцев смогла прочитать эти бесценные воспоминания – историческую правду из первых уст. Горько осознавать, что троих из героев подборки уже нет с нами: в одни год друг за другом ушли Франц Гади, Александра Карлова и Меер Рогинский – удивительные люди, поражавшие своим жизнелюбием, детской открытостью и нескончаемой энергией. Нынешней публикацией вспоминаем ушедших и благодарим живущих героев.
Май 45-го с каждым годом отодвигается от нас все дальше и дальше: время бежит неумолимо. И, как это ни звучит горько, все меньше и меньше остается тех, для кого Великая Отечественная – не далекая, книжно-кинематографическая история, а страница собственной жизни. Для кого День Победы – «живой», выстраданный праздник, крепко сдобренный собственными воспоминаниями и переживаниями о том первом, самом главном Дне Победы. И сколько бы ни прошло лет, всякий раз 9 Мая они душой и мыслями возвращаются именно в май 45-го. Снова и снова переживают события теперь уже 70-летней давности.
Нина Павловна Рябчикова,
ветеран Великой Отечественной войны, труженик тыла:
– Я сама родом из Костромской области, из деревни. Но весной 1945 года я уже жила в Нерехте – старинном городе, расположенном недалеко от Костромы. Сюда меня направили в ФЗУ – учиться и работать. Принесли повестку, в которой велено мне было стать ткачихой. Время такое было: не мы себе профессию выбирали, а жизнь нами командовала. Надо так надо. Работы я не боялась – со второго класса трудилась. А как война началась, тут уже мы, дети, наравне со взрослыми вкалывали – грузили в вагоны дрова за пайку хлеба. Чем больше разгрузишь, тем больше паек получишь.
Так что для того времени это было нормальным, что нас, тринадцатилетних девчонок, сразу поставили к ткацким станкам, обучали премудростям профессии на ходу. Помню, 9 мая, утром, мы еще не успели уйти на работу, как кто-то вбежал к нам в общежитие и сообщил о Победе – радио-то не везде было. Что тут началось! Все выбежали в коридор, кричали, плакали от радости. Я и сейчас не могу без слез вспоминать тот день… Потом, помню, в городе прошли праздничные митинги. И хотя нас водили на эти «взрослые» мероприятия, они не добавляли нам радости от Победы. Мы ведь, по сути, еще детьми были.
Владимир Михайлович Рябчиков,
участник Великой Отечественной войны, участник первого парада Победы в Москве, в армию был призван в 1943 году в 17 лет:
– Победный май застал наш 844-й стрелковый полк, входивший в 167-ю стрелковую дивизию Ленинградского фронта, в Прибалтике: мы освобождали Латвию. Уже и Берлин был взят, а Латвию все никак не могли очистить от фашистов. Они сдались лишь накануне 9 мая. В этот день мы стояли около Лиепая. Кто и как нам сообщил о Победе, даже трудно понять: добрая весть будто со всех концов дошла до нас одновременно. Это было настоящее счастье! Кто постарше, разумеется, в этот день выпили за Победу. А мы были еще совсем мальчишками, не пили: нам бы сладенького.
Недели через две наш полк покинул Латвию и перебазировался в Тульскую область, встал около Ясной Поляны. Отсюда меня и еще четверых ребят в середине июня забрали для участия в первом Параде Победы, который состоялся в Москве на Красной площади 26 июня 1945 года. Для этого победного шествия отбирали самых заслуженных бойцов, орденоносцев, но не все из них умели красиво шагать строевым шагом. Вот нас и привезли в Москву на замену им. Понятное дело, что у нас дух захватывало от сознания того, что нам оказана такая честь. Парад – это очень яркое событие в моей жизни.
Мейер Мордухович Рогинский,
инвалид Великой Отечественной войны, участник Сталинградской битвы, на фронт ушел в 17 лет в октябре 1941 года:
– Победу я встречал в Челябинской области, в районном центре Варна, куда судьба занесла меня после госпиталя. Ранение я получил под Сталинградом в сентябре 1942 года, после чего меня признали инвалидом и комиссовали из армии. Так я оказался в эвакуации.
О том, что война вот-вот закончится, мы, разумеется, догадывались. Все шло к этому. Второго мая наши войска взяли Берлин, и именно этот день, пожалуй, и стал для нас победным, радостным. Добрую весть нам сообщил начальник: я тогда работал в артели инвалидов. Собрались всем коллективом, отпраздновали, как полагается в таких случаях, – подняли тост за Победу, за наших ребят. Это было скромное застолье: пить-есть нечего было, голодали сильно.
Ну а 9 мая, когда официально объявили об окончании войны, уже были не такие сильные эмоции: все и так было понятно. Тем более что о нашей Победе должны были объявить восьмого числа, но подписание капитуляции отложили на день.
Александра Викторовна Карлова,
участница Великой Отечественной войны, Заслуженный ветеран Нижегородской области, Почетный ветеран г. Дзержинска, ушла добровольцем на фронт в апреле 1942 года в 20-летнем возрасте:
– Весть о Победе застала меня в Польше, где я и служила последний год войны. Наш 8-й отдельный батальон воздушного наблюдения, оповещения и связи, входивший в 82-ю дивизию ПВО 1-го Белорусского фронта, стоял в Праге – это предместье Варшавы, исторический район польской столицы. Помню, на 8 мая мне вместе с другими девушками-телефонистками выпало дежурство на главном посту штаба батальона. Под утро нас сменили. И только мы улеглись спать, как к нам вбегает лейтенант: «Девчонки! Победа!» Тут уж не до сна нам было. Слезы хлынули ручьем. До сих пор плачу, когда вспоминаю этот момент. Я плакала, другие смеялись, третьи в пляс бросились. Все просто обезумели от радости. А едва в себя пришли, тут же засобирались домой, на Родину. Но старшина нас отчитал по первое число, отрезвил: куда вы, дескать, без документов собрались, кто вас пустит-то?
Польшу мы покинули только в августе 1945 года – вместе с другими горьковчанами, которых собрали со всех родов войск, оказавшихся на территории Польши в те победные дни. Наш эшелон в Дзержинске никто не встречал, и уж тем более с оркестром, как это было в других городах, через которые мы проезжали…
Галина Александровна Гронская,
председатель Дзержинского отделения Всероссийского союза бывших малолетних узников концлагерей фашизма, в 6 лет попала в немецкий плен:
– О том, что войне конец, я узнала в марте 1945 года, когда французские и итальянские военнопленные освободили нас из концлагеря. Он находился в 100 километрах от немецкого города Дармштадта, и на момент освобождения в его застенках содержалось около двухсот детей. Здесь мы с младшим братом провели полтора года. Три дня мы все, спасаясь от бомбежек, ничком пролежали на кладбище, лишь по ночам приподнимались, чтобы поесть. Затем нас вывели на дорогу – так начался наш долгий путь домой.
В конце апреля – начале мая мы с братом встретились с мамой. Она с другими советскими пленными работала на раскопках в Дармштадте. А в июле нашелся и папа – его освободили из Дармштадтской тюрьмы. В августе в товарняках нас вывезли в Россию.
Мы, дети, тогда, разумеется, до конца не осознавали, что война закончилась, – было по-прежнему страшно, очень хотелось есть. Да еще нас молодые люди, говорящие по-русски, запугивали – утверждали, что на Родине нас непременно расстреляют как врагов народа, предлагали иммигрировать в Чили, Австралию, Бразилию. Но мама сказала: «Пусть лучше на Родине расстреляют, чем жить на чужбине». Так что даже будучи свободными, радости – той радости, того ликования, которыми была охвачена наша страна в те майские дни, – мы не испытали. Вот когда встретились с мамой, тогда действительно было настоящее счастье.
Франц Францович Гади,
участник Великой Отечественной войны, в армию призван в мае 1943 года 17-летним парнем:
– После взятия Берлина наш 459-й минометный Новоград-Волынский ордена Красной Звезды полк 25-го танкового корпуса 1-го Украинского фронта шел безостановочным маршем на Прагу. Вечером 8 мая остановились перевести дух в небольшом населенном пункте: все валились с ног, водители засыпали на ходу. Зашли в аккуратные домики – никого нет, немцы ушли. Я сразу же настроил приемник на Москву. В ночных новостях сообщили о капитуляции немцев. И вдруг в эфир прорвалась сбивчивая чешская речь: диктор, чуть не плача, кричал, что в Праге восстание, что немцы убивают чехов, и взывал о помощи. Этот крик был услышан, и 4-я гвардейская танковая армия 1-го Украинского фронта, куда к тому времени ввели наш 25-й корпус, помчалась на Прагу. Я мчался в прямом смысле слова – на трофейном легковом Opel Kadett ярко-желтого цвета, который мой помкомвзвода «позаимствовал» у судетских немцев.
В Прагу вошли 9 мая утром. Был ясный, теплый весенний день. Все ликовали: конец войне! Чехи кричали «наз дар», цветами нас засыпали, пивом потчевали, девчонки зацеловали. Я неделю после этого не умывался, берег эти поцелуи.
Заночевали в тот день в Добржише. А утром 10 мая получили приказ догнать и обезоружить «армию» предателя Власова. Та сдалась без боя. Поздно вечером мы вернулись в Гвождяны, а там – праздник. Американцы привезли духовой оркестр и на площади наяривают фокстроты. Чехи сбежались на танцы со всех окрестных сел. Время от времени танцы перемежались спонтанным салютом: солдаты палили в небо из всего, что может стрелять. Наши ребята, измотанные маршами, в своем потрепанном обмундировании выглядели скромно по сравнению с лощеными, одетыми во все новенькое американцами, да и вообще союзники, особенно темнокожие, вели себя весьма раскованно, будто это они победители-освободители.
Елена СЕРОВА.