Брежнев был первым человеком многонационального государства, состоящего из 15 федеративных социалистических республик, с 1964 по 1982 годы. На них пришлись детство, отрочество, юность многих из наших соотечественников и многие еще помнят те времена. Я в том числе. И мне почему-то захотелось поделиться этими воспоминаниями: детскими, в чем-то наивными, основанными на личных впечатлениях провинциальной девчонки.

Брежнев «периода застоя»

По-разному сегодня оценивают эпоху правления Брежнева Советским Союзом. Условно в ней эксперты выделяют два периода. Первый – с 1964 по 1970-й – считают «золотым временем», периодом развития СССР, а второй – временем застоя, периодом регресса и деградации нашего государства и общества.  

Мне, увы, в «золотое брежневское время» жить не довелось, я – дитя застоя. Но тогда застойным это время, конечно же, не считала, да и сейчас не стала бы называть его именно так. Но не о нем речь, а о Леониде Ильиче.

В моей памяти он ассоциируется с дряхлым стариком, как, в принципе, и все его тогдашнее окружение, которое мы имели возможность созерцать на трибунах мавзолея по большим государственным праздникам и на партийных пленумах, съездах. Созерцать по телевизору, разумеется.

Ну, еще очень часто показывали, как Леонида Ильича награждали очередной медалью или орденом, дибо кого-либо награждал он, обязательно заканчивая эту трогательную церемонию затяжными поцелуями под бурные продолжительные аплодисменты всех участников торжественного мероприятия.

Такими же аплодисментами всегда сопровождались и речи Леонида Ильича, что меня – тогда еще ребенка – очень удивляло. Нет, не потому, что наш генсек нес какую-то ахинею (возможно – напротив), просто я вообще не могла разобрать, что именно он говорит, и из-за этого испытывала некоторую свою неполноценность: мол, люди в телевизоре понимают – иначе бы не аплодировали, я же – нет.

Ну, были у Брежнева в последние годы жизни серьезные проблемы с речью, которые, как сейчас говорят, возникли из-за непомерного употребления сильных успокаивающих препаратов, спровоцировавших в конечном итоге рак челюсти. Тем не менее речи он держал постоянно, а иначе и нельзя было главе государства.

Критика за дефицит

Подростками я  и мои сверстники уже осознавали, что Брежнев серьезно болен – отсюда и дефекты дикции, и шаркающая походка, и... та же его любовь к открытым восхвалениям в свой адрес, и непонимание, насколько смешно и нелепо все это выглядит со стороны. Порой Леонида Ильича становилось искренне жалко.

Но при этом копилось и раздражение за то, что он, будучи больным и старым,  цепляется за власть, хотя по сути уже не в состоянии управлять государством и довел его до того, что на прилавках не стало даже элементарных продуктов питания.

Без проблем в нашей провинции можно было тогда купить разве что консервы «завтрак туриста», трехлитровые банки с березовым соком, брикеты с киселем, пакетики с панировочными сухарями... Благо, билеты до Москвы в сравнении с нынешними ценами не так дорого стоили, и люди иногда могли себе позволить съездить в столицу, чтобы, выстояв в магазинах многочасовые очереди, «затариться» мясом, колбасой, маслом, консервами, майонезом, конфетами, бананами и многим-многим другим – главное, чтобы рук хватило. А цены? Они тогда на все товары по всей стране были одинаковы, как, в основном, и зарплаты, пенсии... Но, извините, я снова отвлеклась.

Страсть к наградам и подаркам – следствие атеросклероза мозговых сосудов

Позже, уже после смерти Брежнева, стало известно, что он не единожды говорил ближайшему окружению о желании  уйти в отставку и даже просил отпустить его на пенсию. Однако как раз окружение и не позволяло ему этого сделать.

Вот, например, что как раз о том времени сказано в изданной в 1992 году книге «Здоровье и власть», написанной главным кремлевским медиком Чазовым:

«В 1982 году Брежнев был уже глубокий старик, отметивший свое 75-летие. Сентиментальный, мягкий в обращении с окружающими, в какой-то степени «добрый дедушка». Как и у многих стариков с выраженным атеросклерозом мозговых сосудов, у него обострилась страсть к наградам и подаркам».

Да, к этому времени он в кругу ближайших соратников уже несколько раз ставил вопрос о своем желании уйти на пенсию, но каждый раз его дружным хором отговаривали, убеждали в незаменимости, внушали, что он любим народом и еще может принести стране много пользы. Если же не будет его – страна в одночасье рухнет.

Это было даже не лукавством, а неприкрытым цинизмом со стороны ближайших соратников. За что же они так с Леонидом Ильичом? Неужели им было совсем не жалко старого, больного человека?

Да не думали они о Брежневе, а думали о себе. Дело в том, что Политбюро по возрасту было тогда примерно однородно, что потом нашло отражение в термине «геронтократия». И, соглашаясь  с отставкой Брежнева, члены Политбюро одновременно определяли бы и свою собственную судьбу, они понимали, что со сменой руководителя страны дни их самих во власти сочтены.

Между тем, тогда наблюдалась полная неопределенность в отношении преемника Брежнева на посту генсека. Многие из «кремлевских старцев» видели в этой роли себя и ни за что не хотели согласиться на кого-то другого.

А то, что каждый лишний день нахождения на посту генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича при его-то недугах – болезни сердца, раке челюсти, подагре, эмфиземе – приближает его смерть, для тех, кто рвался к более высокой власти или просто пытался удержаться при нынешней было совсем неважно.

Брежнев идолом для молодежи не был

Мы же, провинциальные подростки, смакуя анекдоты про «дорогого Леонида Ильича», потешаясь над его любовью к лобзаниям и наградам, над нечленораздельной речью и вроде как ратуя за его отставку, одновременно с этим и... жалели его, боялись смерти Брежнева, искренне полагая, что если не будет Леонида Ильича – наша страна может рухнуть, на нее могут напасть внешние агрессоры (о том, что нашу великую Родину можно развалить своими руками и изнутри, мы тогда даже предположить не могли).

Нет, Брежнев не был для нас идолом, как некогда Сталин для наших соотечественников. И особого культа в стране тогда вокруг него не создавалось – во всяком случае не припомню, чтобы портреты Леонида Ильича красовались даже при входе в учебные заведения, их разве что носили в колоннах на демонстрациях. Просто мы, подростки, на своем тогда еще очень маленьком веку при других руководителях государства не жили, и именно Брежнева считали гарантом какой-никакой стабильности, уверенности в завтрашнем дне. Сытость же была для  людей того времени, в том числе совсем молодых, далеко не на первом месте.

И вот с уходом из жизни Леонида Ильича многие из нас испытали если не шок, то непрочность земли под ногами.

Споры о причине смерти Брежнева не утихают до сих пор

Непосредственно в Кремле, как утверждают сейчас историки, «к 1982 году кончины генсека ожидали буквально со дня на день уже давно – он с каждым днем все хуже и хуже себя чувствовал. Но при всем этом, когда это произошло, все были ошеломлены». Оно и понятно: ведь еще 7-го ноября, стоя на трибуне мавзолея, Брежнев принимал военный парад в честь очередной годовщины Великой Октябрьской социалистической революции и выглядел неплохо. И вот буквально через три дня его не стало. Официально причиной смерти Леонида Ильича названа внезапная остановка сердца, что и неудивительно для человека, который, как говорится в медицинском заключении о болезни и причине смерти, «страдал атеросклерозом аорты с развитием аневризмы ее брюшного отдела, стенозирующим атеросклерозом коронарных артерий, ишемической болезнью сердца с нарушением ритма, рубцовыми изменениями миокарда после перенесенных инфарктов...» Между тем, споры о том, почему все-таки у Брежнева остановилось сердце, продолжаются на протяжении уже сорока лет. Видимо, все-таки и тут дело ясное, что дело темное.

Советских граждан официально оповестили о смерти Генерального секретаря ЦК КПСС, председателя президиума Верховного совета СССР Леонида Ильича Брежнева, а по-простому руководителя их страны на следующий после смерти день: 11 ноября. Поэтому  непосредственно 10-го граждане лишь возмущались отменой трансляции по ТВ праздничного концерта, посвященного Дню милиции. Тогда разве что люди с наиболее развитой интуицией догадывались, что неспроста все это. Как в воду глядели.

«Девчонки, Брежнев умер. Как теперь жить-то будем?!»

Лично меня известие о кончине Брежнева застало в школе. Был четверг, мы благополучно отсидели три урока и готовились к четвертому – домоводству. Одни уже находились в кабинете, другие потихоньку подтягивались. Последней с перемены в класс вошла, пожалуй, самая боевая из нас и с дрожью в голосе сказала: «Девчонки, Брежнев умер. Как теперь жить-то будем?!» В глазах ее были слезы. Появились они и у некоторых других. Но даже те, кто не склонен был к публичному проявлению таких чувств или просто не испытывал их, все равно впали если не в шок, то в ступор.

Урок был сорван. Сосредоточиться на пошиве каких-то там «платьишек» мы уже не могли.

Помню, в  последующие три дня, с 12 по 14 ноября, лучшие ученики школы, и я в том числе, стояли в почетном карауле около портрета Брежнева. Для этого нас снимали с уроков. Но для этого же нам пришлось пожертвовать и воскресеньем: вахта памяти у портрета продолжалась и в выходной.

Зато непосредственно день похорон Леонида Ильича – понедельник 15 ноября – сделали неучебным, видимо, для того, чтобы подрастающее поколение дома по телевизору могло посмотреть трансляцию прощания с ним.

Я эту трансляцию смотрела. И помню, что процедура прощания произвела на меня тогда даже большее впечатление, чем сама смерть Брежнева: настолько торжественно-трагично все было обставлено. В принципе, как и должно было быть, но по подвижной психики девочки-подростка это ударило, слезы вызвало: ну, жалко мне стало Леонида Ильича, искренне жалко просто как человека, которого знала с самого детства, на речах которого, пусть во многом для меня и непонятных, выросла.

«Теснее сплотим свои ряды вокруг партии»

... Как уже в девяностые годы рассказывали мне старшие коллеги по газете «Дзержинец», дни траура по Брежневу стали для них очень напряженными, так как пришлось выпускать шесть номеров подряд. Я потом глянула в архиве – это были номера с пятницы 12 ноября по среду 17 ноября. В частности, под заголовком «Теснее сплотим свои ряды вокруг партии» публиковались письма трудовых коллективов Дзержинска и Дзержинского района в адрес ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета СССР. Поток этих писем, как сообщалось в газете, был нескончаем. И в каждом выражалась «глубокая скорбь по случаю кончины Генерального секретаря ЦК КПСС, председателя Президиума Верховного Совета СССР, выдающегося борца за мир и прогресс, верного последователя и продолжателя марксистско-ленинского учения» Леонида Ильича Брежнева. В каждом высказывалась «глубокая вера в силу и волю КПСС, в ее стратегию и тактику» и выражалось стремление трудящихся сделать все от них зависящее и необходимое «для воплощения в жизнь решений партийных съездов, задач коммунистического строительства, проблем сохранения мира на земле и условий безопасности всех народов».

Застой или уверенность в завтрашнем дне?

Да, сплошной пафос, за которым невозможно различить ни искренности, ни жалости. А ведь они, судя по воспоминаниям современников, были. Простой народ испытывал по отношению к умершему генсеку теплые чувства и искренне скорбил в связи с его кончиной. Поэтому неудивительно, что до сих пор многие наши соотечественники эпоху правления Брежнева, так называемые «годы застоя», считают самыми спокойными, стабильными, счастливыми годами своей жизни. 

Да, человек так устроен, что предпочитает плохое забывать, а помнить хорошее. Но ведь и есть, что вспомнить. И главное: уверенность в завтрашнем дне. «Послезастойные» поколения знают ли вообще, что это такое?!

Алла ЕГОРОВА.