В соцсетях, отзывчивых на любое пустяковое событие, о ее кончине не было ни слова. Даже в профессиональной среде скорбная новость расползалась по сарафанному радио настолько долго, что те, кто хотел бы попрощаться с Ириной Александровной, не смогли этого сделать – не успели. Неужели вот так провожают легендарного педиатра, стоявшего у истоков неонатологической службы города и спасшего тысячи детских жизней?!

След в сердце

Что в нашей жизни такое нарушилось, какие связи? Что с нами? Какие чувства массово атрофировались в людях, что мы стали проходить мимо действительно важного и размениваться на мелочи? Почему? Вопросы, которые все эти дни навязчиво крутились в моей голове. И чем больше я думала об Ирине Александровне, тем отчетливее вырисовывались ответы. Ее жизнь с любовью – ко всем, ко всему – в своей основе и есть достойный ответ сегодняшнему дню с его уродливыми ценностями. Но такие, как Поздеева, на перечет нынче. Как заметила одна из ее коллег, «таких больше не делают». Может, и делают, но очень малыми партиями. Вот и трещит все по швам, рушится, мельчает…

Жаль, мне не привелось писать об Ирине Александровне при ее жизни – в том моя журналистская вина. А ведь именно про таких и надо писать: они, как маячки, напоминают нам о том, что такое настоящая жизнь и настоящие люди. Теперь вот осталась только одна-единственная возможность рассказать о Человеке и Враче – постфактум, основываясь на воспоминаниях коллег и учеников Ирины Поздеевой.

Они, да еще родители ее маленьких пациентов, теперь единственные хранители памяти об этом чистом, светлом человеке. Только в их сердцах она и оставила след: в Интернете об Ирине Александровне бесполезно искать какую-либо информацию, нет даже отзывов в ее адрес на специализированных медицинских сайтах. Это потому что в частных клиниках никогда не подрабатывала, страничек в соцсетях не заводила. А ведь у нас сейчас как: нет цифровых следов – нет человека. Страшное время.

О самом главном

Всегда как-то болезненно-неприязненно относилась к линейной биографии: человек жил, дышал, творил, себя отдавал чему-то и кому-то, радовался, огорчался, над чем-то даже рыдал – а тут все сжимается до одной странички печатного текста: родился, учился, пригодился… А в случае с Ириной Александровной этот формат совсем не уместен, ведь не столь важно, когда и где она начинала свой профессиональный путь. Да, собственно, не больно-то он у нее и богат на вехи и этапы: как пришла в 1986 году в стационар детской больницы №13, так отсюда же и ушла на пенсию в 2019-м. Из этих 32 лет, проведенных в стенах одного и того же медучреждения, 24 она возглавляла отделение патологии новорожденных и недоношенных детей вплоть до 2015 года, когда вся неонатологическая служба города сконцентрировалась под крышей новоиспеченного перинатального центра. Собственно, то, что стоит за всей этой несложной арифметикой и банальным календарем событий, и есть самое главное.

Вместо лекарств – любовь

С Ириной Александровной, вспоминают ее коллеги, все медсестры больницы хотели работать, хотя пестовать недоношенных детишек, да еще, как правило, с серьезными болячками, – тяжелейший труд, при этом зарплата – копеечная. Но под началом доктора Поздеевой это не имело значения, ведь она была им не начальником, а коллегой. Не страхом брала, а уважением – всегда доброжелательная, спокойная, она, наверное, даже и голос-то не умела повышать, и уж тем более в нем не звучало высокомерных ноток, свойственных многим руководителям.

Да и поучиться у заведующей было чему: в восьмидесятых, когда Ирина Александровна только начинала работать с младенцами, поспешившими явиться на свет Божий, не было еще никакой специальной аппаратуры и каких-то особенных лекарств. Это была настоящая борьба за жизнь – по сути, одной лишь силой любви. И ведь детским врачам (их тогда называли микропедиатрами – правда, здорово?) удавалось выхаживать даже, казалось бы, безнадежных малышей.

Все дети свои

Еще одно хорошее слово – «выхаживать». За недоношенными действительно надо ходить и ходить, наматывая километры и часы заботы. Быть ежеминутно рядом, чтобы успеть. Ночи напролет, не смыкая глаз, следить, прислушиваться, предугадывать, помогать, ведь некоторые из них в прямом смысле слова забывают дышать!

Вот так, сидящую после смены на стульчике возле очередного тяжелого малыша, коллеги часто заставали свою любимую заведующую. Или с телефонной трубкой у уха – мамы даже после выписки продолжали названивать безотказному чудо-доктору, засыпая ее вопросами. И та, не замечая времени, до позднего вечера засиживалась на работе, отвечая на все как и почему.

Но даже когда доктор физически покидала свой пост, уходя домой, чтобы поспать, она все равно оставалась на работе: дежурные могли позвонить ей в любое время ночи и спросить совета. И на том конце провода – никакого раздражения, что побеспокоили, неизменная приветливость и искренняя озабоченность. А то и сама среди ночи звонит – как там наш малыш?

Ирина Александровна никогда никуда не торопилась – и не потому что своих собственных детей Бог не дал. Все ее малюсенькие пациенты были ей детьми. И она по-матерински остро переживала за каждого, чья жизнь была вверена в ее руки. Не экономила на своем душевном тепле – щедро раздавала всем нуждающимся. И жила так, раздаривая себя, не из врачебного долга, который когда-то на себя приняла. В исполнении долга, согласитесь, есть все-таки элемент насилия над собой. Для доктора Поздеевой такая самоотдача была совершенно естественной – как дышать. Она не выжимала из себя любовь – просто любила.

Талантлива во всем

Боготворили Ирину Поздееву не только родители выхоженных ею малышей. В Нижнем Новгороде, на кафедре мединститута, в котором она когда-то выучилась на врача, профессора ой как считались с мнением завотделением из Дзержинска, вспоминает ее ученица Ольга Иноземцева. Сейчас таких, как Ирина Александровна, называют экспертами, а тогда просто говорили, что она лучшая среди лучших.

И если уж Поздеева сказала, то так оно и есть, можно не сомневаться. У нее было какое-то особенное врачебное чутье, основанное, разумеется, не на мистике, а на умении видеть мелочи, микромоменты, на которые другие доктора просто не обращали внимания. Диагнозы, которые ставила Ирина Александровна, имея в арсенале лишь зоркий глаз и способность логически мыслить, затем подтверждались на МРТ, генетическими анализами и прочими современными диагностическими инструментариями.

И талантов у первого неонатолога в нашем городе, похоже, было много. В том числе и литературный. «Принимать дежурство после Поздеевой было одно удовольствие, – делится со мной Ольга Иноземцева. – Никто так талантливо, кратко и доходчиво не писал врачебные дневники, как она. Не нужно лазить по всей истории наблюдения за маленьким пациентом, сопоставлять факты и складывать пазлы: прочитаешь последнюю запись – и все понятно».

Но Ирине Александровне мало было изложить на бумаге свои соображения: ей еще хотелось лично представить каждого малыша принимающему дежурство доктору. И с каким же нескрываемым удовольствием она это делала – так может только мать о своем ребенке говорить. Это было прямо хвастовство какое-то.

Ирина Александровна вообще умела искренно радоваться за других – редкое качество по нынешним временам. Как это ни парадоксально, но разделить горе многие могут, а вот счастье – только сильные духом и чистые душой.

В памяти Ольги Иноземцевой осталось много ярких моментов, живописующих ее наставницу, но один впечатался так, что всегда будет стоять у нее перед глазами: Ирина Александровна идет по коридору с новоиспеченной мамой, только что усыновившей малыша. Обе светятся от счастья, но доктор, кажется, выглядит счастливее…

Нынешней осенью, 1 ноября, Ирине Александровне Поздеевой исполнилось бы 65. Коллеги и ученики готовились устроить праздник для любимого доктора, которая последние годы жила довольно замкнуто. И никто не мог даже подумать, что болезнь ее заберет раньше. Да собственно, с Ириной Александровной слово «смерть» вообще не вяжется: казалось, она вообще будет жить вечно. А ведь так и есть…

Елена СЕРОВА.