Изуродованные витиеватыми, непонятными закорючками стены домов и гаражей, выломанные с особой жестокостью лавочки и покореженные детские площадки – в Дзержинске почему-то этих следов подросткового вандализма больше, чем где-либо. Всякий раз, когда это изуверство попадается мне на глаза, я страдаю – особенно, до физической боли, если разрушительная сила безжалостно проехалась по новенькому, только что созданному. И это какие-то бесконечные досада и отчаяние, ведь в нашем городе спотыкаешься о рукотворную разруху на каждом шагу.

«Кто они, эти злодеи?! Как у них рука поднимается?! Почему?! Как их остановить?!» – вопросы, которые изводят, наверное, многих моих земляков. Или?.. Нет, не хочу даже в эту сторону думать, ведь безразличие – путь в никуда, конец всего.

Крепкий орешек

Уже не первое десятилетие мы наблюдаем это «кольцо»: одни с завидным упорством портят и крушат, другие с таким же упорством замазывают и ремонтируют. И кажется, невозможно остановить «трактор», под колесами которого гибнет наше желание жить в окружении красоты. Хотя в законодательстве, и, заметьте, не в каком-нибудь, а в Уголовном кодексе РФ, с давних пор есть целая статья, посвященная вандализму, – двести четырнадцатая. Да и наказание в ней не шуточное – штраф до 40 тысяч рублей либо обязательные или исправительные работы и даже арест до 3 месяцев.

Но ты вот поди поймай варвара – у каждого дома не поставишь полицейского, у каждой лавочки не повесишь видеокамеру. А если случайно схватишь за руку бандита, так и отпустишь – он ведь, как пить дать, малолетний, моложе 14 лет. В любом случае одним лишь судебным возмездием юных осквернителей не остановить, не напугать.

Здесь, почему-то мне всегда казалось, надо просить помощи у психологов. Хотя и для них, кажется, подростковый вандализм что крепкий орешек – ведь борьба с хулиганским граффити идет до сих пор во всех странах и все еще с переменным успехом.

И все-таки мне хотелось при случае поговорить на эту тему с психологом. Только это, как мне представлялось, должен быть особенный специалист – без общего аршина, которым он готов мерить всех и каждого, тот, который «лечит» не болезнь, а каждого конкретного пациента. И коль я сейчас пишу эти строки, значит, такого человека я наконец-то встретила. О нем, точнее о ней, я хочу хоть немножко рассказать, прежде чем возьмусь за вандализм – думаю, это многое объяснит в нашем разговоре.

Достаточно почувствовать

Нашла я Ольгу Шубину случайно – в соцсети: ее пост, мой комментарий, слово за слово, незаметный, закономерный переход на личную переписку. Нашла и в очередной раз поняла непреложность одной истины: человека совсем не обязательно знать, как облупленного, чтобы понять «мое – не мое» – достаточно его почувствовать. А находим мы друг друга «среди чужих пространств и веков» по культурному коду – по тем образам, символам, одинаково нам знакомым и близким, по схожему опыту, своему и доставшемуся нам от предыдущих поколений. Это как незримые маячки, которые при совпадении начинают сигналить и привлекают наше внимание еще до того, как мы это осознали.

Так вот, сразу как-то стало очевидно, что мы можем пересыпать свою переписку цитатами, не уточняя их авторство, отпускать шутки, не поясняя их смысла, высказываться, не заканчивая предложение, – и так ясно, что стоит за многоточием. Но дело не только в культурном коде: я почувствовала, что передо мной тот редкостный и мной любимый тип человека с душой нараспашку, который не считает нужным прятаться от этого, не всегда доброжелательного, мира. Психолог, сила которого не столько в методах и приемах, сколько в искреннем отношении к людям, в неподдельном сопереживании и горячем желании помочь, спасти.

Ну, разве я могла пройти мимо такого подарка судьбы?

Ольга в волнующей меня теме оказалась, слава Богу, не теоретиком, а опытным практиком: ей довелось на правах волонтера консультировать в инспекции по делам несовершеннолетних, поработать в специализированной коррекционной школе и в таком же детдоме. Собственно, с «наскальной живописи» и начались будни психолога в этом учреждении: пока новенькая разговаривала с коллегой, дети разрисовали ее пальто прямо на ней.

Выяснилось и то, что Ольга Анатольевна в конце прошлого века билась над решением непростой дзержинской задачки под названием «подростковые группировки». Не одна, разумеется, в одной упряжке с такими же неравнодушными, душой болеющими за дело милиционерами. Начальники ИДН 1-го и 3-го ОМ Наталья Викторовна Корнеева и Вячеслав Иванович Воронин, их коллега, инспектор Сергей Борисович Голубев, – да это же наши местные милицейские легенды!

Представляете, как я воодушевилась, узнав всё это: вот сейчас Ольга Шубина даст дельный, работающий совет, как победить эту страсть юных к разрушению, и сотни начинающих местных Геростратов будут остановлены. Давно я так не заблуждалась…

Поэтому – не интервью

С самого начала моя новая знакомая неожиданно заявила: «Брось эту тему, не копайся – она бездонная». И действительно: нашему разговору, казалось, не будет конца – Ольга все рассказывала и рассказывала истории из жизни, накидывала факты, уходила вправо и влево от темы, возвращалась, но уже в другой точке.

Когда мы расстались, я чувствовала себя пузатой коробочкой, наполненной впечатлениями и мыслями до отказа – так бывает после многокилометрового музея или сильного спектакля. Но я себя ощущала, как после того и другого, вместе взятых. Между тем четко и, признаюсь, не без паники осознавала, что не получила ни одного прямого ответа ни на один из своих вопросов!!! Такое за всю мою четвертьвековую журналистскую жизнь случилось впервые.

И уже по дороге домой («большое видится на расстоянии») начала понимать: Ольга не стала мне разжевывать, что к чему, – заставила размышлять. Ну да, всё верно, давать советы и учить жизни – для психолога это профнепригодность. Вот поэтому этот материал – не интервью.

Нет портрета!

Как же много в нас стереотипов! Хоть и не смотрю «бандитские» сериалы, но краем уха все же уловила там, что полиция при поисках преступника пользуется социально-психологическим портретом такового, который для них составляют психологи. Вот с этого портрета и начинаю разговор с Ольгой. На что та рассказывает мне историю из жизни.

Стоит она как-то в очереди в отдел канцтоваров. Перед ней – двое вполне приличных, недешево одетых подростков пытаются купить баллончики с краской. Но продавщица неумолима: не продам, говорит, и все тут, потому как знает, что сейчас они пойдут и разрисуют каракулями стены ближайших домов. Ольга встревает в разговор, подкидывает идею нарисовать что-нибудь красивое на той же стене, те в ответ: а ты, тетя, купишь нам столько красок, чтобы настоящую картину-то написать?

Действительно, цены на эти баллончики кусаются: подростки даже из финансово устойчивых семьей могут купить один-два, ну три, что уж говорить про тех, кто живет в нужде. Получается, по имущественному принципу группу риска не вычислить. Да и вообще, дает понять мне Ольга, нет никакого портрета: портят стены и общественное имущество дети как из шибко благополучных во всех смыслах семей, так и из совершенно им противоположных. Так, может, опять машинально цепляюсь я за стереотипы, у этих подростков, несмотря на социальные различия, есть общие психологические проблемы? Но здесь, похоже, тоже нет единства – сама же читала, что одни вымещают злость, другие самоутверждаются, третьи развлекаются и т.д.

Код не читается

И тут разговор перескакивает на культурный код, в результате чего мысль о том, что он прервался, выкристаллизовывается сама собой. Похоже, не сегодня прервался. И дело даже не в том, что родители нынче вынуждены вкалывать как проклятые, чтобы обеспечить семье достойную жизнь, обрекая своих чад на одиночество и беспризорность. Вспомните своих мам, пап и бабушек с дедушками – меньше, что ли, они трудились, чаще виделись со своими детьми? Но связь между поколениями продолжала сохраняться. Непонимание? Всегда было, но без нынешнего чудовищного разрыва в системе ценностей. Культурный код все еще был общим, хотя, наверное, его передача нарушилась уже лет сто назад – ни одна революция не обходится без этого. А сейчас всё, код больше не читается: наши русские дети не понимают нас настолько, будто мы иностранцы, а мы вообще в них пришельцев с другой планеты видим.

Ольга уточняет: процесс набрал скорость после того, как в жизнь нашу и наших детей ворвались Интернет, соцсети. Они стали воспитателями наших (или уже не наших?) детей. А вот из реальной жизни этот воспитательный компонент почти ушел – и в семье, и в школе. Некому больше ребенку показать пример истинной (именно истинной, подлинной, не подмененной намеренно на фальшивку) красоты и любви. Вот о моде на «утиные» губки и правилах безопасного секса – это да, расскажут, покажут, обучат. Нет больше национально-культурных границ – глобализация. Нет больше осуждения порока – толерантность. Список «раритетов», исчезающих ценностей можно продолжать долго.

Мы их не знаем

И тут Ольга дает новое направление разговору: жизнь меняется стремительно, эпохи уже отмеряются не веками и даже не десятилетиями, а годами. Пять лет – новая, другая реальность, другие люди, другие дети. И их нынешним взрослым стоит получше узнать – хотя бы из чувства самосохранения. В конце концов, это нам придется жить в их мире, а не им в нашем – золотые слова психолога Ирины Соковни.

Кто они, эти наши, но не наши дети? Почему уродуют то, что для нас ценно? Может, их самих спросить? Да так спросить, чтобы уже в вопросе был созидательный, утвердительный посыл. «За что ты любишь свой город?» – так, например. И не для галочки спросить (сейчас, кажется, все делается для нее), а для дела, и с «правдашним» интересом.

В своем восприятии молодого поколения взрослые, похоже, отстали очень сильно. Наверное, поэтому с тем же самым подростковым вандализмом пытаются бороться по старинке. А давайте стены домов украсим художественным граффити на заказ – хулиганы-графоманы посмотрят, как это здорово, и тоже захотят. Да и чем больше стен занято искусством, тем меньше места останется для безобразий – знакомые рассуждения. Но нет, не работает это больше! Помните, как неизвестные подпортили даже потрясающее стритартовское полотно Ильи Спиченкова на ул. Клюквина? И от того, что Илья весь город разрисует копиями великих художников, меньше этих «пузатых», для нас бессмысленных вензелей на стенах не станет.

Да и в Америке (Ольга специально узнавала у знакомой, там живущей) что-то не удается поставить в вандальном вопросе окончательную жирную точку, хотя борьбу с разрушителями там начали на несколько десятков лет раньше, чем мы. Может, нужно уже поискать что-то взамен чудовищным штрафам и «правильным» граффити, на которые продолжают уповать многие страны?

А сами-то…

Дошли мы, разумеется, с Ольгой и до популярной в 80-е годы американской теории разбитых окон, которая гласит: если в здании разбито хотя бы одно оконное стекло и никто его не меняет, то через некоторое время в этом здании не останется ни одного целого окна. Другими словами: беспорядок провоцирует беспорядок.

Здравая мысль, не раз доказанная экспериментами. И все же эта теория – тоже, похоже, не исчерпывает все механизмы зарождения вандализма.

Потому-то даже в идеально благоустроенном, красивом пространстве все равно попадаются разрисованные стены – на фотографиях из благополучной Европы не раз замечала надписи на зданиях. Вот, например, недавно увидела: «Дети верят в Деда Мороза, а взрослые голосуют» – написано было по-французски. Ну, это, ясное дело, писал не подросток 11–12 лет, а именно на этот возраст, по статистике, приходится пик настенного графоманства. Такие умности – дело взрослых рук. А теперь про взрослых.

Ольга рассказала еще один случай из своей жизни, который ее отучил делать замечания подросткам. Попеняла она тогда мальчишкам-граффитистам на их дурацкое занятие, а они ей за всех взрослых сразу влепили: сами все подъезды и столбы заклеили листовками и объявлениями, а нас стыдите…

И вправду так много всего в этой теме… Тут с разных сторон заходить нужно, на все клавиши нажимать, а не просто с маниакальным упорством замазывать детские настенные каракули и взывать к совести горожан через соцсети и с телеэкрана, умоляя их не портить добро.

Кстати, проблему подростковых группировок, по словам Ольги Шубиной, тогда, в девяностые, так и не удалось решить… Она сама рассосалась. Изменилась экономическая, политическая ситуация – ушли в никуда и дворовые банды малолетних.

Но едва ли этот номер пройдет с подростковым вандализмом. А ведь есть даже у нас в стране места, где об этом явлении знать не знают: Ольга часто бывает в маленьком Никольске – городке в Пензенской области, что берет свое начало в 1761 году. Здесь почти 250 лет выпускался знаменитый бахметьевский хрусталь, который поставлялся в том числе и к царскому двору. И хотя в 2008 году завод приказал долго жить, а сам городок находится на грани выживания, там прямо под открытым небом стоят скульптуры из стекла. И ни у кого рука не поднимается их уничтожить. Вот бы кто взялся исследовать этот феномен.

Елена СЕРОВА.