Когда мама – учитель

Скоро День учителя! Праздник тех, на кого возложена великая миссия – сеять и взращивать «мудрое, доброе, вечное». Давать молодежи знания не только по конкретным наукам, но и учить патриотизму, гуманизму, порядочности, состраданию, доброте, то есть быть достойными гражданами и настоящими людьми. Представляете, какая это ответственность, когда от тебя во многом зависит, каким будет будущее страны!

Вот учителя и стараются! Порой отодвигая на второй план свои семьи, лишая себя полноценного отдыха и сна, забывая о личной жизни. Но кто об этом знает?!

Разве что их домочадцы: родители, мужья, дети. Глазами детей бывших учителей я предлагаю вам сегодня взглянуть на эту профессию, а заодно и попытаться прочувствовать, каково это – быть ребенком учителя.

Для меня учеба в школе – чудесное время

Рассказывает заместитель главы администрации Дзержинска по внутренней политике Павел Воронин:

– Моя мама, заслуженный учитель Российской Федерации Нина Павловна Воронина, преподавала физику в дзержинской школе номер тридцать шесть, которую потом благополучно, с золотой медалью, окончил и я.

Когда я родился, трехгодичных декретных отпусков у женщин вообще не было, к тому же учителей в нашем городе не хватало, поэтому она вышла на работу, едва мне исполнилось два месяца. То есть в школе при маме я находился практически с рождения. Я вырос в ее физической лаборантской, куда она меня определяла, пока вела уроки. В этой лаборантской были различные приспособления для физических опытов, которыми я с упоением играл. Иногда запускал их в класс, отвлекая тем самым маминых учеников от уроков.

Я знал практически всех маминых коллег еще до того, как сам стал школьником. Причем знал не формально: они же вместе собирались, отмечали праздники, приходили к нам в гости. Потом я вырос, пошел в школу и тут столкнулся с неким, как сейчас принято говорить, конфликтом интересов. Ведь одно дело, когда ты ребенком видишь учителей у себя дома, в теплой, дружеской обстановке, и совсем другое, когда сам становишься их учеником и они начинают с тебя что-то спрашивать, требовать. Я оказался именно в такой ситуации, и это поначалу было несколько непривычно.

В школьные годы во мне боролись два человека. С одной стороны, как всех детей, тянуло к озорству, весной хотелось портфель подальше забросить и сбежать с уроков, но с другой стороны, было стыдно подвести и огорчить маму. Ведь о любой моей шалости в школе маме становилось известно практически сразу же, от нее как бы ждали соответствующей реакции, и она реагировала: принимала надлежащие меры по отношению ко мне.

Под особо же строгим контролем мамы было не мое поведение, а успеваемость, хотя тут я и сам не давал себе никаких поблажек. Дело в том, что и моя мама, и старшая сестра окончили школу на отлично. Разве при таком раскладе я мог позволить себе сломать семейную традицию?! Ни в коем случае! Золотая медаль стала моей первой серьезной целью в жизни, и я ее достиг.

Мама предъявляла самые серьезные требования к моим знаниям. И оценивала она их, как мне казалось, куда суровее, чем у остальных. Но я за это нисколько на нее не в обиде, а напротив, благодарен. Ведь в том числе благодаря ее такому подходу ко мне, у меня никогда не было проблем с одноклассниками.

Мама, несмотря на строгость и требовательность, была достаточно демократичным учителем. Она всегда находилась на одной волне со своими учениками, а иногда некоторых даже от участкового спасала. Ну а мне, конечно, приходилось соответствовать – быть примерным учеником и хорошим сыном.

А вообще, время учебы в школе я вспоминаю с теплотой. Это было чудесное время, время знакомства с миром, время искренней дружбы, счастливого детства и беззаботной юности.

Мне оказалось не под силу нести на себе бремя безупречности

А теперь воспользуюсь служебным положением и предоставлю слово себе.

Практически вся трудовая деятельность моей мамы, Альбины Николаевны Егоровой, была связана с Володарской средней школой номер сорок один – там без малого сорок лет она преподавала литературу и русский язык.

О том, что работа мамы потребует от меня некой жертвенности, я поняла еще в детсадовском возрасте, когда по вечерам часто от мамы слышала: «Алла, не мешай мне сосредоточиться, я же работаю!» Я видела, что она сидит за столом, обложившись книгами, тетрадями, и что-то листает, пишет, но своим детским умом не понимала: что же она делает целыми днями на работе, если еще и вечерами дома работает? Мне хотелось, чтобы вечера принадлежали мне или, по крайней мере, лавочке у подъезда, где частенько коротали время после трудовых буден мамы моих приятелей по дому. Но нет – моя после работы работала: готовилась к урокам, проверяла тетради, которые (целые кипы) почему-то имела привычку складывать на подоконник, где я любила играть. Меня это оскорбляло до глубины души, я страшно ревновала маму к этим тетрадям. Но молчала, никаким действием их не оскорбляя.

Куда меньше повезло двухтомнику «Война и мир». С ним я тоже была вынуждена делить пространство подоконника и почему-то именно его считала главным злом и виновником того, что мама дома по вечерам, а нередко и в воскресенье (у нее был один выходной день) работает. Я постоянно прятала куда-либо этот пресловутый двухтомник (от более серьезных мер меня удерживало не по-детски развитое чувство самосохранения), но, видимо, так «виртуозно», что через некоторое время он снова лежал на своем месте.

Для меня было настоящим праздником, когда мама по вечерам дома не работала, и тогда мы проводили их вместе: она брала меня с собой... в школу на факультативы, литературные вечера, которые постоянно устраивала для своих старшеклассников, или же в обход трудных учеников. В те годы было в порядке вещей, чтобы учителя вечерами делали такие обходы: знакомились с условиями проживания учеников, выясняли, знают ли родители, чем интересуется их чадо, с кем дружит. Учителя это, как правило, знали!

Учиться я пошла в ту же школу, где работала мама. В начальных классах страдала больше всего от того, что, даже когда болела, была вынуждена делать домашнее задание, – мама мне его каждый день приносила, чтобы на следующее утро отнести на проверку учительнице. Нет, мне нетрудно было домашнее задание делать, но такой подход мамы к моей личности я воспринимала как высшей степени несправедливость: другие же дети, болея, «домашку» не выполняли. Уже в средних классах я отвоевала себе право быть в этом, как все. Глупость, конечно же, но тогда я воспринимала это как некую победу.

Вообще же, учась в школе, где работает мама, а в особенности позже, учась непосредственно у нее, я постоянно находилась в состоянии внутренней раздвоенности, ощущая на себе в полной мере закон единства и борьбы противоположностей. С одной стороны, я не хотела и боялась подводить маму: ну какой будет у учителя авторитет, если успеваемость и воспитание его ребенка оставляет желать лучшего?! Но с другой стороны, уже в средних классах мой характер так начал заявлять о себе, что я поняла: нести на себе бремя безупречности не смогу. Я хорошо училась, была в целом прилежной девочкой, но уже тогда язык мой стал моим врагом. Во всяком случае, некоторые учителя жаловались маме на мои комментарии с места, хотя были-то они безобидными, всего лишь с претензией на юмор. Мама, разумеется, проводила со мной психолого-педагогические сеансы, но достаточно корректные, потому что понимала: мои словесные инсинуации всего лишь попытка заглушить в себе многочисленные комплексы учительской дочки.

Хотя по большому счету, сама я нисколько не жалела и не жалею о том, что на мою долю выпала участь быть учительской дочкой. И в том, что я стала журналистом, заслуга прежде всего мамы, хотя сама она в этой профессии меня никогда не видела.

Алла ЕГОРОВА.

P.S. Дорогие учителя, бывшие и нынешние, пусть любовь детей, уважение родителей и внимание властей сопровождают вас по жизни. Терпения вам, физических и моральных сил и простого человеческого счастья. Спасибо вам!